— А вы тоже шпионка, как вас назвал носильщик? — прямо спросил Вульф.

— Я то, что я есть, — холодно произнесла она. — Может быть, я, как и вы, принесла какую-нибудь клятву и держу ее, как вы держите свой обет. Кто мой господин или почему я поступаю так, вам все равно. Но вы мне очень нравитесь, и мы скакали с вами вместе — это была дикая скачка! — поэтому предупреждаю вас, хотя, быть может, мне не следует так откровенно говорить с вами: аль-Джебал всегда берет плату за оказанные им услуги, а вы за подвиг, может быть, поплатитесь жизнью.

— Вы предупреждали нас также относительно Салах ад-Дина, — напомнил ей Годвин, — что же остается нам, если мы не можем ехать ни к тому, ни к другому?

Она пожала плечами:

— Поступить на службу к одному из крупных франкских полководцев и ждать удобного случая, который никогда не представится. Или еще лучше — нашить несколько зубчатых раковин на шляпы и вернуться домой, там жениться на богатых женах, которых вы встретите на родине, забыть Масуду-вдову, и аль-Джебала, и Салах ад-Дина, и ту девушку, которая виделась ему в грезах. Только, — прибавила она изменившимся голосом, — тогда вам придется оставить здесь этих коней.

— Мы желаем скакать на них, — весело вскрикнул Вульф, но Годвин обернулся к Масуде и сердито взглянул на нее.

— Вы знаете нашу историю, — сказал он, — вы знаете нашу клятву. Какими же рыцарями считаете вы нас, что даете совет, который более годится для шпионов, доставляющих вам вести! Вы говорили о наших жизнях? Они даны нам на время, и, когда их потребуют от нас, мы отдадим их, сделав все, что смогли сделать.

— Хорошо сказано, — заметила Масуда. — Дурно думала бы я о вас, ответь вы иначе. Но почему вы хотите ехать к аль-Джебалу?

— Потому что в минуту смерти дядя велел нам отыскать его, у нас нет другого советчика, и это заставляет нас исполнить его совет — будь, что будет.

— Опять хорошо сказано. Ну, вы поедете к аль-Джебалу. И будь, что будет, со всеми нами.

— С нами троими? — удивился Вульф. — Какое же участие примете вы в этом деле?

— Я буду вашей проводницей, я еду с вами, и вы увидите, принесу ли я вам пользу, — ответила Масуда.

На своих великолепных конях, в арабских бурнусах, с двумя мулами, нагруженными вещами и всем необходимым для путешествия, а также мехами вина, двинулись братья в путь в сопровождении Масуды; она ехала на одном из мулов.

Много необитаемых, диких мест миновали они, часто приходилось им карабкаться по кручам или спускаться в глубокие впадины, ехать то между чащами, то по выжженным знойным солнцем откосам гор, отдыхать то под ветвями могучих деревьев, то на открытых площадках под темным небом, усеянным звездами.

Раз в самый зной путники остановились среди гор, обнаженные утесы которых тянулись к небу. Утомленные люди раскинули лагерь подле журчащего маленького кристально чистого источника, который привлек их. Усталый и хорошо закусивший взятыми Масудой припасами, Вульф заснул в тени большой скалы. Масуда хлопотала подле костра, разложенного рядом с глубокой горной пещерой.

Не прошло и пяти минут после того, как она подошла к огню, и Годвин услышал ужасный крик молодой женщины, обернулся и увидел ее в зубах страшного желтого чудовища. Д'Арси поднялся, схватил меч и бросился к дикому зверю, который на мгновение остановился, но не выпустил из пасти свою жертву.

IX. На палубе галеры

С того самого дня как галера под желтым флагом Салах ад-Дина отошла от эссекского берега, украденная дочь старого сэра Эндрью казалась на ней не пленницей, а царицей. На сарацинском корабле Розамунду встретила неожиданность: в отведенном для нее помещении она застала молодую женщину, уроженку Франции, Марию, которая добровольно пришла на галеру, когда этот корабль на своем пути в Англию стоял подле одного из французских приморских городов, забирая съестные припасы и пресную воду. Узнав, что корабль принадлежит сарацинам, она решила просить их принять ее на палубу и согласилась быть служанкой той принцессы, за которой, по их словам, плыли они. Муж несчастной Марии много лет тому назад ушел в Святую землю, и преданная жена, не имевшая денег на путешествие, с восторгом увидела возможность переправиться в Сирию. Розамунда ласково обошлась с ней, но с остальными держалась гордо. Постоянное присутствие высокого человека в одеяниях христианских рыцарей было ей ненавистно. В первый же раз взглянув на него, она узнала в нем Гуго Лозеля, человека, некогда просившего ее руки, получившего отказ, поклявшегося жестоко отомстить ее роду и потом исчезнувшего из Англии. Когда он подходил к ней, она невольно вздрагивала, как от прикосновения отвратительной гадины; когда он заговаривал с ней, вся кровь отливала к ее сердцу.

Совсем иначе сложились ее отношения с принцем Хасаном, явившимся в дом ее отца под видом купца Георгия. Он обращался с ней почтительно, держался в стороне, старался предупредить ее малейшее желание, не был ни навязчивым, ни дерзким.

Однажды Розамунда обратилась к нему с вопросом, не может ли она попросить его об одной услуге.

С восточным поклоном, сделав почтительный «салам», принц Хасан ответил:

— На этом корабле у каждого свое определенное место, своя обязанность. Сэр Гуго Лозель — искусный мореплаватель, капитан галеры и управляет матросами. Я начальник воинов, а вы, принцесса, вы управляете всеми нами. Вы должны не просить, а приказывать.

— Тогда я приказываю, чтобы мошенник, который носит имя Никласа, никогда не подходил ко мне. Разве я могу выносить близость убийцы моего отца?

— К несчастью, мы все принимали участие в этом; тем не менее ваше приказание будет исполнено. Говоря правду, госпожа, я сам ненавижу этого человека, самого обыкновенного шпиона.

— Я желаю также, — продолжала Розамунда, — никогда больше не разговаривать с сэром Гуго Лозелем.

— Это трудно исполнить, — сказал Хасан, — потому что он капитан и мой господин приказал мне повиноваться ему во всем, что касается корабля.

— Мне нет дела до корабля, — произнесла Розамунда, — и, конечно, принцесса Баальбекская, если таков мой титул, может выбирать для себя общество. Я желаю чаще видеть вас, а сэра Гуго Лозеля — реже.

— Большая честь для меня, — поклонился ей Хасан, — и я постараюсь исполнить ваше желание.

После этого несколько дней Лозель, хотя и наблюдал за Розамундой, но подходил к ней очень редко и каждый раз видел Хасана подле нее или позади нее.

Но когда принц, которому все время приходилось пить дурную воду, заболел и на несколько дней слег в постель, Лозель отыскал случай подойти к Розамунде. Она старалась не выходить из каюты, чтобы избежать встречи с ним, однако зной летнего солнца на Средиземном море заставил ее выйти под балдахин, раскинутый на корме. Вместе с француженкой Марией она села в его тени. Лозель стал то и дело подходить к ней, то под предлогом принести ей кушанье, то осведомляясь, удобно ли ей. Она ему не отвечала ни слова. Наконец, зная, что Мария понимала по-английски, он заговорил с Розамундой по-арабски, так как хорошо владел этим языком, но молодая девушка сделала вид, что не понимает его. Тогда он заговорил с ней по-английски, но на простонародном языке Эссекса.

— Леди, — обратился к ней Лозель, — как жестоко, как неправильно судите вы обо мне! В чем я виновен перед вами? Я уроженец Эссекса, отпрыск знатного рода, я встретил вас на родине и полюбил. Разве это преступление со стороны человека не бедного, кроме того, получившего рыцарское достоинство за подвиги и посвященного в рыцари не низкой рукой? Ваш отец сказал мне «нет», вы тоже, и, уязвленный печалью и его словами (он назвал меня морским разбойником и напомнил позорные и лживые старые рассказы), я заговорил так, как не должен был говорить, и поклялся, что, несмотря ни на что, вы будете моей женой. За это я должен был страдать, ваш двоюродный брат, молодой рыцарь Годвин, тоща еще оруженосец, ударил меня по лицу. Он оскорбил меня и ранил, так как счастье улыбнулось ему; я же с моим кораблем отправился на Восток вести торговлю между Сирией и Англией. В то время был мир между султаном и христианами, и я случайно посетил Дамаск для закупки товара. Салах ад-Дин послал за мной и спросил меня, правда ли, что я родом из той части Англии, которая зовется Эссексом. Я ответил ему «да», тогда он спросил, знаю ли я сэра Эндрью д'Арси и его дочь. Я опять сказал «да», он открыл мне свое родство с вами, о чем, впрочем, я уже слышал раньше, и рассказал о грезе, в которой вы явились ему, и о своем твердом решении привезти вас в Сирию и оказать вам все высокие почести. В конце концов он попросил меня за большую сумму временно уступить ему одну из моих лучших галер и отправиться за вами; он сказал мне, что сила не будет употреблена; я же со своей стороны заметил, что не подниму руки ни на вас, ни на вашего отца, и действительно не сделал этого.